Похоронен заживо
Предыстория:
После окончания института мне довелось работать в топографическом отряде № 50, который базировался в городе Минусинске на юге Красноярского края. Начальником экспедиционного отряда был участник Великой Отечественной войны Олег Арсеньевич Дроздов. Однажды, возвращаясь вместе с ним на вертолете из таежной партии, я увидел, что изо рта Дроздова хлынула кровь. Я бросился к командиру вертолета, второй пилот с медицинской аптечкой подсел к Дроздову, который уткнулся в закатанный край спального мешка. Вытирая окровавленные разводы с лица, он произнес странную фразу, которая врезалась мне навечно: «Осколок, память о войне… Он и по сей день в груди старого солдата».
Олег Дроздов окончил Томский топографический техникум в 1933 году, получив специальность техника-топографа. Работал в Новосибирском аэрогеодезическом предприятии. В своих воспоминаниях Дроздов пишет: «Наш мирный труд, нашу счастливую жизнь прервало короткое слово – ВОЙНА». Дроздов пошел добровольцем на фронт. Его назначили командиром минометного расчета в составе 44-й минометной бригады 1-й ударной армии на Центральном фронте. Он характеризует ситуацию так: «Враг был силен, коварен и жесток, с первых дней мы познали горечь поражений, потерь. В тяжелых кровопролитных боях мы отстаивали каждую пядь своей земли, нанося ощутимые потери врагу. Но вот уже Клин, Яхрома, за спиной Москва. Отходить некуда, да и нельзя. Приказ: «Ни шагу назад!» И встали насмерть сибирские полки».
Началась одна из первых важных битв Великой Отечественной войны – битва за Москву, которая закончилась разгромом фашистских войск. Враг не выдержал, дрогнул и стал отступать, бросая оружие, технику, убитых и раненых.
«В этих боях я был тяжело ранен в легкое. Медсестра с большими трудностями вытащила окровавленного и потерявшего сознание солдата с поля боя. В госпитале врачи смогли удалить несколько осколков, но самый большой остался в груди и периодически давал о себе знать».
Дроздов стал инвалидом второй группы, возвратился в свой экспедиционный отряд № 50 и продолжил работать топографом. В первый же год он попал в сложнейшую ситуацию, и его посчитали погибшим. К счастью, Олег Арсеньевич смог выкарабкаться фактически с того света.
В последующие годы О.А. Дроздов возглавил топографический отряд № 50. Осколок в груди не давал покоя, врачи настоятельно потребовали перейти на более спокойный образ жизни.
Дроздов передал бразды правления мне, и я в возрасте 29 лет стал начальником отряда.
В.Р. Ященко
Иногда природа создавала жесткие преграды, и только самые выносливые, самые мужественные первооткрыватели, находясь на пределе человеческих возможностей, могли выжить, и не просто выжить, а упорно выполняя свою работу по созданию очень нужных советской стране топографических карт. Один такой случай произошел с Олегом Арсеньевичем Дроздовым, опытнейшим топографом, которого заживо похоронили, на месте трагедии установили крест с надписью, в экспедиции приказом исключили из списков, как трагически погибшего, а жене, Юлии Сергеевне, выплатили всю причитающуюся ему зарплату.
Олег выжил, в последующие годы работал начальником партии, начальником отряда в Новосибирском предприятии, был награжден орденом Ленина.
Для проектирования строительства Курейской гидроэлектростанции требовалась топографическая карта с дополнительным специальным обследованием в гидрографическом отношении от самого истока реки Курейки до больших порогов, которые находились в устье реки при впадении в Енисей.
Отпраздновав майские праздники на базе партии в Дудинке, Олег со своим постоянным рабочим Иваном Зотовым на самолете в лыжном варианте прилетели в поселок Таймыр. Самолет был полностью загружен экспедиционным оборудованием, продуктами, спальными мешками и прочим снаряжением с учетом предстоящей работы в течение трех месяцев. Каждый год топографы арендовали в колхозе «Красный партизан», который был расположен в этом районе, оленей для транспортировки грузов. В этот раз также без всяких проблем для топографа выделили самого опытного каюра Кешу Топтогырова и подобрали двенадцать оленей с упряжками и нартами. В первой половине мая группа Дроздова отправилась в дальнюю дорогу. Первые дни были самыми легкими, наст, словно лед, хорошо держал оленей, ехали быстро. Бригаде предстояло по Хантайскому озеру проехать до самых восточных его берегов – это более ста километров, а там, преодолевая заснеженные перевалы, добраться до озера Бельдунчана, где и начинались топографические работы бригады.
Работа предстояла очень ответственная, поэтому Олег, человек аккуратный и опытный, рассчитал все до мелочей, весь экспедиционный сезон разбил по дням и километрам. Как и было предусмотрено по плану, расстояние в 350 километров от поселка Таймыр по заснеженной тундре до берегов озера Бельдунчана прошли за неделю и удачно прибыли к месту работы.
Палаточный лагерь разбили на западном берегу водоема. Здесь по десятидневному плану был намечен больший объем работ, и не только на озере, но и в истоках реки Курейки, а это 20–40 километров от лагеря на восток. В первый день, оставив Кешу в лагере с оленями (ему нужно было топором проделать в озере прорубь и разыскать корм для оленей), Олег с Иваном успешно справились со своим дневным заданием, отрекогносцировав место для постройки пункта триангуляции на водоразделе между озером и истоком Курейки. Внизу около озера олени не могли добраться до ягеля, снег толщиной более метра, а ведь это основной корм этих животных. Но на плоской вершине горы, на ее южных склонах снег уже растаял, и на больших полянах в изобилии виднелись серо-зеленые пятна оленьего корма. И каюр перегнал животных туда.
В последних числах мая рано утром втроем, забрав оленей, по распадку поднялись в горы. Оставив Кешу с оленями на ягельной поляне, Олег с Иваном отправились к заснеженному останцу на край обрыва. Иван, вытряхивая снег из сапог, немного отстал. Вдруг раздался раскатистый гул. Зотов, вскинув голову, лишь увидел, как снежный край карниза вместе с Олегом рухнул в пропасть. Иван с сапогом в руках стал пятиться к оленям. Олени испугались и дрожали, пытаясь убежать подальше от страшного места, но каюр крепко удерживал их, намотав маут на руку. Сотни тонн снега, обрушившиеся с горы, подняли в небо снежную завесу, которая, опускаясь, тихо шурша, покрывала притихшую тундру ледяной белой пылью.
Сход лавины произошел по всему берегу озера на несколько километров в обе стороны. Снег свалился вниз почти на сто метров, полностью засыпав прибрежные двадцатиметровые деревья.
Иван и Кеша бросились к снежным завалам, пытаясь найти своего товарища. Несколько дней они раскапывали снег, натыкаясь на вершины деревьев, обломки сучьев, камни и ледяные глыбы, но снежную громадину им осилить не удалось. Иван, пытаясь найти Олега, день и ночь рыл в снежной толще глубокие норы. От снега и пота, который тек с него в три ручья, одежда Ивана очень быстро намокала, сковывала движения, повисая пудовыми гирями на плечах, руках и ногах. Чтобы не прекращать работы, Зотов раздевался по пояс и пытался добраться до земли, но все безрезультатно. Шел день за днем, но тело Олега найти не удавалось. От переохлаждения Иван заболел, у него поднялась температура, и он стал терять сознание. Каюр понял, если Зотова срочно не вывезти на большую землю, он тоже умрет. Но сделать это было тоже не просто. До поселка 350 километров, путь не близкий, а ехать можно только ночью или рано утром, пока держится крепкий наст. Предстояло действовать быстро.
На берегу озера каюр соорудил из ошкуренной лиственницы огромный крест, обложил его камнями и прибил жестяную пластинку из консервной банки, на которой кончиком гвоздя выбил: «Дроздов Олег». Погрузил бредившего Ивана на нарты и поспешил в направлении поселка.
Для разбора происшествия в Дудинку прилетел главный инженер предприятия В.В. Полевцев вместе со следователем. Много дней они спрашивали Ивана об обстоятельствах гибели бригадира. Приходя в сознание, Иван писал объяснительные, но слезы от горя, что он потерял товарища, и пот от лихорадки застилали глаза, и он вновь терял сознание. Врачам удалось спасти Ивана, но легкие были так застужены, что в поле он никогда больше не выезжал, а работал кочегаром в поселковой котельной, хотя опытом обладал немалым, проработав в поле около 20 лет.
Что касается Олега Дроздова, то в то морозное майское утро, когда земля или, вернее, снег ушел под его ногами, ничто не предвещало трагедии. Он взобрался на край обрыва, осмотрелся кругом и наметил ориентиры. Вокруг была полная тишина и необыкновенная красота нетронутой человеком природы. Утрамбовав площадку, топограф надежно установил прибор и только прильнул к окуляру, как раздался громкий треск. Олег потерял точку опоры и на какую-то долю секунды повис в пустоте. Он сразу даже не понял, что произошло. Помнит лишь ощущение полета и снежную пыль, мелкую и колючую, которая заполонила все вокруг. Поначалу снег был легкий и текучий, но затем он мгновенно превратился в бетон. Оказавшись в его власти, бригадир едва мог шевелиться. Где верх? Где низ? Его окружала абсолютная темнота.
Сколько времени Олег находился в бессознательном состоянии, неизвестно. Очнувшись, он почувствовал во рту окровавленные сгустки, стал глотать снег, чтобы охладить грудь с осколком. Затем нащупал полевую сумку с секретными картами. Под стеганой фуфайкой на ремне был пристегнут охотничий нож. Используя его, топограф начал проделывать нору, трамбуя под собой сне. Через пять минут работы он наткнулся на сук лиственницы. Расчистив снег, Олег понял, что, падая с обрыва, зацепился за вершину лиственницы, это и спасло его, над ним было всего лишь несколько метров снега, а вот под ним двадцатиметровая снежная толща, плотная как бетон. Окажись он в ней, никогда бы ему не выбраться на свет божий. Дышалось очень трудно, силы оставляли его, но Олег копал и копал нору, утаптывая и уплотняя снег ногами, продвигался по наклонной вверх. Первое время бригадир не замечал, что кровоточат пальцы рук, немеют от холодного снега, но желание выбраться было выше этих чувств. Обледеневший снег с трудом раздалбливался от сильных ударов ножа. Сантиметр за сантиметром Олег полз вверх. Неизвестно сколько дней и ночей обессиленный топограф находился в снежном обвале, упрекая себя за то, что близко подошел к краю обрыва. Работа продвигалась медленно, но Олег копал и копал, и наконец однажды свет забрезжил в норе. Еще несколько движений ножа, удар головой, и он оказался на склоне огромной снежной горы. Быстро сориентировавшись, бригадир ползком направился вниз к озеру. Продвигаясь таким образом вперед и вниз, он и увидел, что весь склон изрыт маленькими норами. Это Иван и Кеша рыли ходы в снежной лавине в поисках своего начальника. У одной из таких нор топограф обнаружил рукавицы Ивана и топор. Олег не знал, что каюр от этой норы утащил Ивана без сознания и с высокой температурой. Бригадир направился к лагерю, с мечтой скорее попить горячего чая с сухарями и поесть суп с тушенкой и консервированным борщом. Но лагеря не оказалось, вместо своих товарищей он увидел на поляне у берега озера огромный крест с надписью. «Значит, они меня похоронили, – подумал Олег, – и уехали докладывать начальству о трагической смерти Дроздова». На месте стоянки остались оленья шкура, остатки мяса, в основном кости. Очевидно олень сломал ногу и пришлось его заколоть, старая сумина и пустые консервные банки.
Два дня обдумывал топограф, как ему поступить, что делать, в какую сторону направиться? В поселок Таймыр без продуктов через перевалы за 350 километров ему не дойти. По реке Курейке до первого населенного пункта более 500 километров. Подумав, как следует, топограф выбрал второй вариант. Мало того, выбираясь из туруханской глуши, спасая свою жизнь, Олег Дроздов решил выполнить всю работу, возложенную на его бригаду на этот полевой сезон.
Два дня топограф готовился к длительному маршруту: обработал оленью шкуру золой из костра, смастерил два котелка из килограммовых банок китайской тушенки, сплел из прутьев небольшую ловушку для ловли рыбы, или по-другому морду, подготовил журнал, аэрофотоснимки для маршрутного дешифрирования и рекогносцировки триангуляции. Все эти дни Дроздов питался наваристым из свежих оленьих костей супом, а мясо аккуратно срезал с костей и укладывал под снег, чуть-чуть подсолив солью, которая осталась в сумине, брошенной эвенком при отъезде.
Главное богатство для выживания у Олега осталось – это коробок спичек в резиновой упаковке. На одну стоянку – одну спичку, огонь не должен гаснуть, даже если три дня приходилось работать в районе одной стоянки. За три дня топограф добрался до реки Курейки, и здесь нужно было проработать 4–5 дней. Речка почти освободилась ото льда, на крутом южном берегу Олег набрал полный котелок брусники, на ночь установил морду в устье речушки шириною в четыре метра, впадающей в Курейку, отдешифрировал берега и начал готовить плот для сплава вниз по Курейке. Олег знал, что за лето ему придется изготовить не один плот, река порожистая, со множеством перекатов и останцов, а карты подробной пока нет, он должен ее создать, нанести все особенности, измерить скорость течения, определить характеристику дна и глубину реки, высоту береговых скал, подписать характеристику прибрежного массива леса с учетом его толщины, высоты и среднего расстояния между деревьями. Такие данные необходимо было измерять и записывать через каждые пять километров, отмечая все это на аэроснимках.
Делать плоты Олег умел – это обычное для него дело, главное – крепко скрепить бревна прутьями тальника, ивы, березы, иногда приходилось толстые прутья обрабатывать на костре, добиваясь их эластичности.
Первые радостные эмоции за все эти грустные дни появились у Олега, когда он вытащил из воды морду, наполненную крупными хариусами. Теперь Олег стал питаться рыбой, тем более мясо закончилось. Конечно, рыба была без соли, но в его ситуации беспокоиться о приправах не приходилось. Тем более что топограф приспособился готовить рыбу самыми разными способами. Он варил ее, жарил, запекал в золе, сушил над дымом костра.
Наступали жаркие полярные дни, не давали покоя комары, но на плоту, сплавляясь по реке, днем комаров не было. Шли дни, топограф медленно двигался по намеченному маршруту, иногда на плоту, иногда пешком. Если разбивало плот, вновь связывал бревна и неуклонно двигался вперед.
Река расширилась на несколько километров, превратившись в озеро Анама. Течения почти нет, пришлось бросить плот и идти по берегу всего озера, а это 70 километров. Озеро закончилось, предстояли топографические обследования на несколько дней. И вдруг утром в морде Олег обнаруживает тайменя – огромного, килограммов на шесть. Тогда топограф сделал на берегу коптильню и начал коптить рыбу, нарезав ее длинными тонкими полосками. В последующие дни попали в морду еще несколько тайменей, но размерами меньше, рыбы накопилось очень много. Основное лакомство из брусники заканчивалось, ягоды с каждым днем в лесу становилось все меньше и меньше.
Прошло уже двадцать дней маршрутного пути после снежного схода лавины. Лето было в полном разгаре. Однажды Олег положил полоску копченой рыбы на муравьиную кучу, через некоторое время вытащил и попробовал на вкус. Блюдо оказалось очень вкусным, словно рыбу обмакнули в лимонный раствор, тогда весь запас рыбы топограф выложил на муравейник.
От озера Анама до озера Дюпкун удалось одиночке на плоту проплыть за десять дней – это очень быстро прошло по ущелистой горной реке. На озере Дюпкун предстояло проделать большие дешифровочные работы, озеро глубокое, длиною более 50 километров и шириною несколько километров. Люди здесь никогда не бывали, да и делать в этих местах комариных нечего. Начала появляться вечерами мелкая въедливая мошка, это еще гораздо хуже, чем комары.
Половину маршрута необходимо было пройти за 10 дней, предстояла работа на озере Дюпкун, а затем по Курейке одолеть 200 километров за 20 дней, то есть работы на один месяц. Олег ощущал усталость, ходить в маршруты становилось все труднее, иногда кружилась голова, часто приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть, в намеченные сроки не укладывался. Теперь рыба ловилась редко, пять дней назад поймался налим, и все. Рыба в основном ушла в верховья рек и ручьев, скатываться начнет только осенью.
Озеро Дюпкун встретило землепроходца неприветливо: черные тучи комаров и мошки, течения воды на озере не ощущалось, поэтому пришлось все 50 километров продвигаться пешком, держа в руках задымленные на костре веники для отпугивания комаров. Вдоль берега идти было невозможно из-за большого количества упавших деревьев.
Две недели ушло на обследование озера, оставалось 200 километров маршрута, сорок дней позади, но идти становилось все труднее и труднее. Теперь в голову лезли всякие нехорошие мысли, но Олег, вздрагивая, отгонял их, переключался на домашние дела: там три сына и жена Юля, она-то верит, что муж живой. Много было у них всяких случаев при работе в тайге. Однажды Юля провалилась в медвежью берлогу, и Олег выхватил и спас ее, но сам чуть не погиб в схватке с медведем, спасла его подоспевшая любимица собака. Были в их экспедиционных маршрутах и другие случаи, и Олег всегда выходил победителем, поэтому Юля должна верить, что Олег живой и вернется.
После озера река Курейка сделалась более спокойной, широкой, густозалесенные берега украсили многоводную речную красавицу. Смастерив очередной плот, Дроздов отправился в последний намеченный 200-километровый речной маршрут. Проплыв 40 километров, Олег остановился в устье реки Энде, за три дня выполнил топографические измерения, наловил рыбы, а ее здесь оказалось очень много, каждое утро набивалась полная морда. Оставлял только крупную, а мелкую выпускал на волю. Ассортимент рыбный был в этом месте очень разнообразный: щука, окунь, налим, сиг, хариус, таймень, даже одна стерлядь залезла в ловушку.
В жаркий период дольше всего выдерживала запеченная рыба и вяленая. Вялить Олег приспособился прямо на плоту во время плавания. На плоту же иногда удавалось производить записи, особенно после озера Дюпкун: река обрела спокойный устойчивый характер.
Маршрут подходил к концу. Волнение все больше и больше охватывало Олега. Последняя большая стоянка была в устье реки Авам, за три дня топограф проделал все измерения – это был последний костер, спички закончились, поэтому пришлось побольше заготовить рыбы, запечь, навялить.
И вдруг Дроздов услышал гул мотора, вышел на самый берег Курейки и увидел плывущую снизу реки моторную лодку. Лодка причалила к берегу, из нее выскочил рыжий парень в болотных сапогах, недоуменно глядя на обросшего длинного, исхудавшего пришельца. Рыбак, по имени Нестер, из поселка Усть-Курейка внимательно выслушал оборванца и рассказал, что два месяца назад прилетал на гидросамолете какой-то экспедиционный начальник, занимаясь поисками трупа Дроздова, пролетев по всей Курейке – от памятника до Енисея, но, ничего не обнаружив, улетел в Игарку.
Нестер посадил Олега со всеми пожитками в лодку и увез в поселок. А утром следующего дня в поселок прилетел гидросамолет и забрал топографа. В Игарке на морском причале для гидросамолетов Олега встречал главный инженер В.В. Полевцев. Увидев вышедшего из самолета в сопровождении пилота, Полевцев закричал: «Это ж не Дроздов, кого ты привез?» – но, подойдя вплотную к долговязому обросшему оборванцу, заглянув ему в лицо, узнал, только по глазам узнал, крепко обнял, слезы застилали глаза. «Неужели ты живой, где же ты был?» Олег снял с плеча тяжелую полевую сумку, вручил ее главному инженеру: «Разберетесь, всю работу по Курейке я сделал, материалы здесь». А затем для Олега больница, дом, экспедиция. На следующий год Олег Арсеньевич Дроздов поехал вновь в Заполярье в должности начальника отряда. До глубокой старости топограф каждый полевой сезон ездил на полевые работы, создавая топографические карты с грифом «Секретно».
В 1990 году в Главное управление геодезии и картографии пришло письмо от туристов из Свердловска, в котором рассказали, что они во время летнего похода обнаружили памятник-крест на берегу озера Бельдунчана с табличкой «Дроздов Олег», и просили сообщить о странном одиноком памятнике в далеком безлюдном Заполярном Севере.
Туристам сообщили, что О.А. Дроздов до сих пор работает в экспедиции, проживает в Новосибирске, награжден почетным знаком «Отличник геодезии и картографии» и орденом Ленина. Туристы связались с Олегом Арсеньевичем, восстановили всю произошедшую историю, разыскали рабочего Ивана Зотова, он работал кочегаром в Минусинской экспедиции. Повстречались с главным инженером В.В. Полевцевым. Инициативная группа туристов договорилась с киностудией создать кинофильм, тем более что по топографическим материалам О. Дроздова спроектирована и построена Курейская гидроэлектростанция.
Но августовские события 1991 года нарушили все задумки сибирских краеведов, и они остались только на бумагах.
Рассказ В.Р. Ященко, заслуженного работника геодезии и картографии Российской Федерации, кандидата географических наук, члена Союза писателей России.