Г.Е. Лазарев: «Человек должен всегда стремиться к совершенству»
Все мы мечтаем о чем-то. Некоторые из нас пытаются осуществить задуманное. Но добиться того, чтобы мечты стали явью, могут немногие. Для этого нужна сильная воля, упорный характер, нестандартное мышление.
Сегодня наш материал посвящен именно такому человеку – Герою Советского Союза, доктору технических наук, профессору, академику Российской академии космонавтики имени К.Э. Циолковского, Международной академии информатизации, Российской академии естественных наук, почетному полярнику, заслуженному работнику геодезии и картографии РФ, лауреату премии Ф.Н. Красовского Георгию Евграфовичу Лазареву. Мне посчастливилось с ним пообщаться, и в этом номере мы публикуем небольшие выдержки из его воспоминаний.
Когда перечисляешь все регалии этого человека, кажется, что ему необычайно везло по жизни. И когда я сказал Георгию Евграфовичу об этом, он с грустью ответил, что «скорее наоборот». Узнав, сколько препятствий на пути к своей мечте ему встретилось, я, пожалуй, соглашусь с ним. Свою судьбу человек творит при помощи мыслей, слов, эмоций, поступков, отношения к самому себе и окружающему миру. Только человек, открытый людям и миру, с твердыми принципами и невероятно целеустремленный мог бы проделать этот путь. Что же касается везения, то это скорее приятное дополнение, но не самое важное на этом пути.Его коллега доктор технических наук М.Г. Ратинский, характеризуя жизненный путь Лазарева, привел слова Альберта Эйнштейна: «Только тот, кто предпринимает абсурдные попытки, сможет достигнуть невозможного».
Есть много людей неравнодушных, ищущих, видящих нечто нестандартное и с большим успехом решающих эти новые задачи, проблемы. К такой категории постоянно совершенствующихся личностей с полным основанием можно причислить и Г.Е. Лазарева, основным качеством которого, по словам Ратинского, является не его феноменальность, а невероятная целеустремленность.
Буранка
Георгий Евграфович Лазарев родился 5 мая 1925 года в семье оренбургского казака. Его детство прошло в селе Буранное Буранного района Оренбургской области. Село это большое, богатое (в 1930 году в нем насчитывалось 2500 дворов), расположено на берегу озера – старицы реки Илек. За озером – степь, безлюдно уходящая бескрайними просторами к голубой линии горизонта. Неприветливы эти места и в летний зной, и в зимний буран. Только весной раздольная степь покрыта ковром из травы и цветов.
«Мне было шесть лет. Мы пошли на речку. Плавать я не умел еще. Я зашел на мостик, который был там, и вдруг почувствовал, что какое-то притяжение тянет меня вниз. Я нырнул и открыл глаза. Вокруг была красота. Мне очень понравился бриллиантово-изумрудный свет, который был повсюду. Очень четкое воспоминание. Любуясь необычной картиной, я плавно опустился на дно. Все происходило как в замедленной съемке. Я совсем не боялся. На дне было не так красиво, как в толще воды: какая-то слизь, ил и водоросли под ногами. Я подумал под водой хорошо, а на земле лучше, и решил возвращаться. Оттолкнувшись от дна, я стал всплывать, и тут меня подхватили чьи-то руки. Это ребята, с которыми я пришел на речку, схватили меня за шиворот и вытащили из воды. Что это было? Я думал на эту тему, ведь я мог утонуть в шесть лет, но, видно, это не моя судьба. Боженька берег меня для каких-то других важных дел».
Красная армия
С началом Великой Отечественной войны Георгий Лазарев как мог помогал взрослым. После 9-го класса работал помощником комбайнера. Постепенно освоив технику, стал работать самостоятельно. Да так, что не каждый взрослый мог за ним угнаться. Его личный рекорд – 35 гектаров за смену. 7 февраля 1943 года в возрасте 17 лет был призван в армию.
«Когда меня призвали в армию я весил тридцать девять килограмм. Попал я в Тоцкие лагеря, где призывников готовили перед отправкой на фронт. Когда нас привезли в лагерь, мы прочитали на воротах школы «Штаб школы АИР» – не иначе как агентство иностранной разведки. На самом деле это была школа младших специалистов артиллерийской инструментальной разведки.
Военная служба – учеба в тылу была трудной: напряженные занятия по специальности, марш-броски с полной выкладкой. К счастью, курсанты школы в основном были очень дружны. И это не только слова. Во время одного из очередных марш-бросков, ускоренного шага и бега с грузом за плечами, превышавшим мой собственный вес, мне недоставало сил, не хватало воздуха. Я стал задыхаться, наступало удушье, ноги стали ватными. Ребята подхватили и мой рюкзак, и винтовку, и меня под руки, и «бросок» продолжился. И так день за днем –изнурительная работа... при весьма «легком» питании. Короче говоря, было тяжко, голодно и холодно.
За успешное окончание школы я получил значок «Отличник Рабоче-крестьянской Красной армии». Это моя первая награда, и я, конечно, и сейчас ей очень горжусь».
На фронт
После окончания школы артиллерийской инструментальной разведки Г.Е. Лазарев был оставлен в качестве преподавателя. В 1944 году три школы АИР по решению командования были объединены и на их базе сформирован Учебный разведывательный артиллерийский полк.
«По окончании школы все просятся на фронт, ну и я не исключение. В Гороховецком лагере шло формирование артиллерийских частей. Как-то вижу на бугорке стоит группа людей, в центре – генерал. Я никогда особо не стеснялся. Я пошел на этот бугор и обратился к нему: –Товарищ генерал, возьмите меня к себе.
–А ты кто?
– Старший сержант артиллерийской разведки.
– О, такие специалисты мне нужны. Запишите его, – приказал он начальнику штаба.
Через некоторое время я вижу, как этот начальник штаба пришел в расположение нашего полка. Прошло какое-то время, из штаба выходит писарь ефрейтор Брегер и говорит: «Все, Лазарев, твоя судьба решена, отправляешься на фронт». Я был просто счастлив. Спрятался за кустик и жду, когда выйдет начальник штаба и пригласит меня. Тут выходят эти два начальника и кроют друг друга матом. Короче говоря, по итогам этого общения меня отправили не на фронт, а на гауптвахту на трое суток: нечего самовольничать, вперед лезть и нарушать субординацию. Трое суток я страдал за свою инициативу. Научился делать для крыши дранку. Кстати, сержанты работали только по ночам, чтобы солдаты не видели, что начальство работает. Но после гауптвахты меня все-таки отправили на фронт в отдельный разведывательный дивизион артиллерийского корпуса прорыва резерва Главного командования».
Батарея топографической разведки периодически направляла группы в составе одного – двух отделений в распоряжение огневых частей. Теодолит-«тридцатисекундник» с двумя верньерами, как это и необходимо, устанавливался на самом открытом месте, мерщики расстояний тянули двадцатиметровую ленту строго по створу, по прямой линии от одного геодезического пункта к другому. Это была очень опасная работа – местность-то простреливается. Но все равно линия должна быть измерена. Однажды в августе – декабре 1944 года, подняв нас по тревоге, долго везли в закрытых машинах. И только по прибытии в район передовой позиции наших войск (северо-западнее Каунаса) нам поставили задачу: надо прямыми засечками по вспышкам стрелявших орудий, определить координаты вражеских батарей.
Я установил теодолит на вершине «аккуратного» бугорка, координаты которого у нас имелись. Второй теодолит – в трех-четырех километрах от первого, параллельно линии фронта. Эти два пункта определяли базисную сторону, относительно которой можно аналитически определять положение вспышки (по известному базису и двум измеренным углам аналитически или графически можно определить третью вершину треугольника. Начали работать. Орудийный выстрел вражеского орудия – огненная вспышка, мы наводим перекрестия сетки нитей теодолитов на эту вспышку и берем отсчеты по горизонтальному кругу. Следующий выстрел, вспышка – еще отсчеты. И таким образом сделано пять – семь отсчетов, определяющих горизонтальные углы у основания треугольника. Следовательно, засечены положения пяти-семи стреляющих вражеских орудий. Очередное наведение на вспышку... и изнутри «бугорка», как оказалось - наблюдательного командного пункта, выскочил майор и далеко не литературно, «объяснил», что мы демаскируем его и, угрожая пистолетом, согнал нас с пункта. Последний отсчет я снял, спустившись с пункта наблюдения к подножию холма. Мы вычислили координаты засеченных вражеских орудий и передали их командованию. За эту работу артиллеристы объявили нам благодарность. Хотя будь этот майор более горячим и менее умным, по условиям военного времени мог бы и расстрелять.
Закончилась война. Я был в Каунасе. Стрельба была из всех стволов. Выстрелы, вспышки ракеты. Счастье было неописуемое. Все кричали – «Ура! Ура! Победа»!
Что дальше?
Война окончена, а дальше что? Началась демобилизация военнослужащих старших возрастов, специалистов, студентов высших учебных заведений. Старший сержант, чин, которого достиг Лазарев к концу войны, как и рядовые военнослужащие его возраста, увольнению не подлежал.
«Если признаться, то мне после окончания войны очень хотелось вернуться на родину, в Оренбуржье, Буранное, а потам поступить в какое -либо учебное заведение. Но возможности увольнения из армии в ближайшее время не предполагалось! Решил поступать в военно-топографическое училище. По предыдущей учебе в школе артиллерийской инструментальной разведки я умел хорошо читать топографическую карту, использовать ее для решения практических задач. Поэтому решил учиться дальше по этому профилю. И я написал ему рапорт, но не просто рапорт, а рапорт в стихах. Командир удивился, но затем улыбнулся и отправил меня учиться».
В военном училище
«И вот после окопов, грязи, недоедания, всех других лишений я попадаю в училище (ЛТУ), где нам преподают бальные танцы, правила этикета, другие аристократические премудрости.
Не могу не вспомнить характерную пунктуальность преподавателей, характеристику, крайне необходимую в нашей специальности. Так, в программе обучения много внимания топографическому черчению. Эти уроки учили не только черчению, но и многому другому: четкости, аккуратности, требовательности, к себе в первую очередь. Так, отрабатывая навыки обращения с пером и тушью, чертили так называемую шкалу Лемана. Эту шкалу мы рисовали для сдачи зачета. Я сдал с первого раза. Володя Смирнов – вся грудь в орденах – берет чертеж и видит оценку: «Единица, переделать» – и четкая аккуратная подпись «полковник Бровкин». Переделал работу второй раз – снова «единица», затем после сдачи третьего варианта читает оценку: «Два с минусом, сдвиги есть, успех возможен».
Москва
Через два года Георгий Лазарев поступает на геодезический факультет Военно-инженерной академии им. В.В. Куйбышева.
«Идея исследования Антарктиды пришла мне в голову, когда мне на глаза попался дневник капитана Роберта Скотта. После этого начались мои хождения по библиотекам. Без отрыва я читал страницу за страницей о полярных путешествиях. И вот в моей голове возникла дерзкая мысль о возможности моей экспедиции в Антарктиду».
Изучение истории исследований шестого континента занимало теперь все свободное от учебы время Георгия. Теперь он уже всерьез думает о возможности организовать экспедицию военных картографов в Антарктиду.
Подготовка
Первые наброски плана экспедиции, конечно, были очень сырыми. Г.Е. Лазареву необходимы были советы известных полярников, опытных людей, которые работали в экстремальных условиях.
Первое письмо он написал О.Ю. Шмидту. Вскоре получил короткий ответ: «К сожалению, я теперь не занимаюсь полярными делами и не могу быть Вам полезным». Встречался с И.Д. Папаниным, который руководил отделом морских экспедиций в Академии наук СССР, Е.К. Федоровым, возглавлявшим тогда Институт физики Земли АН СССР. Однако ответы тоже были отрицательными. Тем не менее Лазарев не опускал руки и верил в свою мечту.
«В 1954 году свои предложения я передал в Военно-топографическое управление Генерального штаба, руководил им тогда Марк Карпович Кудрявцев. Ответом мне было просто молчание. Позже случайно мы встретились с Марком Карповичем лично. Начальник управления проводил
в академии совещание с начальниками топографических служб военных округов, и во время одного из перерывов совещавшиеся коллективно вышли на перекур. Случайно я оказался рядом с группой высоких руководителей. Меня представили ему: «Это вот тот самый Лазарев, который предлагает организовать экспедицию военных топографов в Антарктиду». Марк Карпович сказал мне: «Вы ведь знаете, что в настоящее время Никита Сергеевич Хрущев и Николай Александрович Булганин за рубежом, они сейчас в Индии находятся, как пишут наши газеты». Моя реакция на это замечание была мгновенной и весьма дерзкой: «Я не в газету писал, а Вам, начальнику Военно-Топографического управления Генерального штаба». Эта реплика дорого обошлась мне в последствии, во многом определив мою военную карьеру».
Прошло полтора года. И вдруг в домашнем почтовом ящике он обнаруживает письмо – приглашение для участия в антарктической экспедиции: «По поводу Вашего участия в экспедиции прошу прийти в Институт мерзлотоведения АН».
«Мне предложили должность младшего научного сотрудника: астронома-геодезиста-гравиметриста-штурмана гляциологического отряда 2-й Континентальной антарктической экспедиции (КАЭ). Не задумываясь, я согласился выполнять любые, связанные с моей специальностью задачи в Антарктиде. Это не было самоуверенностью. Я был готов, на основе имеющихся академических знаний, работать днем и ночью, чтобы подготовить программы исследований, методику измерений и их камеральной обработки, подобрать соответствующие приборы, таблицы.
Во время своего отпуска-каникул я начал активно действовать в составе гляциологического отряда экспедиции. Мы отрабатывали вопросы взаимодействия с другими отрядами. Я получал на себя теодолиты, навигационные приборы, готовил их к работе в условиях низкой температуры, подбирал необходимые для вычисления астрономических координат таблицы, изучал технологию морской и авиационной навигации, разработал стереографическую проекцию и вычертил картографическую сетку для нашего района исследований с целью графической обработки астрономических измерений и прокладки маршрутов.
Наступило время, когда руководство экспедиции осознало, что некий Лазарев готовится к работам в Антарктиде, но не зачислен в штаты экспедиции, которая уже завершала оформление всех участников 2-й советской антарктической экспедиции. Было подготовлено письмо о моем командировании в экспедицию, а также с просьбой предоставить мне возможность во время преддипломной, фактически производственной практики заниматься теми вопросами, которые мне предстояло решать в Антарктиде. Меня просили выяснить адрес кому отправить это письмо. Я, недолго размышляя, сказал: «Начальнику факультета генералу Герасимову Ф.Я.». Я не думал тогда, что проблему командирования он не мог решать. Тем не менее, письмо было написано, и я, получив его на руки, довольный хорошим развитием событий, принес его Федору Яковлевичу.
Генерал Герасимов, человек осторожный во всех делах, принял меня в своем кабинете. Он вскрыл конверт, прочитал письмо и встал в полный рост. Удивление в его взгляде было очень откровенным. Он показал указательным пальцем вверх и осторожно меня спросил: «У Вас там, наверху, есть кто-нибудь?» Тут я сделал глупость. Вместо выигрышного значительного молчания я сказал: «Кроме Вас... у меня там... никого нет». «Можете идти, ответ будет подготовлен», –завершая нашу встречу, сказал генерал».
Вскоре руководство экспедиции было проинформировано о невозможности командирования Г.Е. Лазарева и предложение генерала Герасимова о готовности подобрать другого высококвалифицированного специалиста для выполнения указанных в письме обязанностей.
«Начальник 2-й Континентальной антарктической экспедиции Алексей Федорович Трешников, известный полярный исследователь, Герой Социалистического Труда, подписал второе письмо о моем командировании теперь уже в адрес начальника штаба инженерных войск. Отрицательный ответ пришел очень скоро. Документ – ответ готовился стандартно: запрос в академию, на факультет, который уже рассматривал эту проблему, и решение принято – отказать.
Трешников пишет новое письмо на имя начальника Генерального штаба с просьбой командирования Г. Лазарева. Но бюрократическая машина сбоя не дала и в этот раз: снова отказ. У любого в этой ситуации опустились бы руки. Для Георгия это была трагедия. Но и для руководства экспедиции ситуация складывалась непростая: молодой офицер уже отвечал за все программы исследований экспедиции по предложенной ему специализации. Он вплотную занимался вопросами взаимодействия с геофизиками, астрономами, транспортниками.
Состоялось основательное обсуждение проблемы моего участия в экспедиции с моим будущим руководителем начальником гляциологического отряда Петром Александровичем Шумским. И вот что мы придумали».
Победа над бюрократией
«Начальник Военно-инженерной академии имени В.В. Куйбышева Герой Советского Союза генерал-полковник И.П. Галицкий неравнодушно относился к неординарным ситуациям. Он, например, поддержал идею лыжного перехода лыжниками слушателями академии по маршруту: Москва - Ленинград-Мурманск во время зимних каникул. Генерал Галицкий был очень строгим начальником. Мы, слушатели академии, да и преподаватели немало побаивались его. Поэтому для меня принятие решения идти на прием к начальнику академии было не простым делом. И вот я вошел в кабинет, представился и коротко доложил: «Мне предлагают участвовать в работах антарктической экспедиции». Генерал ответил коротко: «Я разрешаю». Ответив: «Слушаюсь», повернулся кругом, лихо щелкнув каблуками, счастливый, радостный, вышел из кабинета. Вышел... и задумался: что же теперь необходимо сделать для оформления этого великого соизволения. Глубокий вдох, и я вновь вошел в кабинет и спросил генерала: «На чье имя писать письмо от руководства экспедиции и какое должно ныть его содержание?» Иван Павлович четко, или точнее резко, сказал: «Садитесь и пишите». Он продиктовал письмо на имя начальника штаба инженерных войск. Через три дня получили повторный отказ о моем командировании. Я взял этот отказ и пошел к генералу Галицкому. Его реакция была очень бурной: «Как он посмел, не доложив мне существа дела отвечать на запрос, решение по которому могу принимать только я!» Генерал посмотрел на меня, побелевшего от страха, (я-то думал, что все рушится), взял трубку телефона и все сказанное нише, но уже по адресу, в таком же тоне повторил начальнику штаба инженерных войск и добавил: «Ответьте положительно». Так, через несколько дней после телефонного звонка появился приказ о моем командировании в состав 2-й комплексной антарктической Экспедиции сроком на один год. Это была выдающаяся победа здравого смысла над бюрократией!
11 декабря 1956 года дизель-электроход «Лена» уже увозил меня и других участников 2-й антарктической экспедиции в далекий рейс к берегам Антарктиды».
Г.Е. Лазарев стал первым человеком в мире, который произвел высокоточные топогеодезические работы на шестом континенте. За личное мужество и героизм, проявленные при выполнении заданий правительства по исследованию Антарктиды, президиум съезда народных депутатов СССР указом от 22 февраля 2000 года присвоил Георгию Евграфовичу Лазареву звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
Галерея
